Крупные капли начинающегося дождя звонко зашлепали по мостовой, становясь, всё чаще, и уже минуту спустя, с силой припустили по жестяному козырьку над входом в булочную, сливаясь в один общий и привычный гул ливня. Желтобокий трамвай с красной канвой у крыши, в своём движении похожий на огромную резвую улитку проскользнул по рельсам и исчез за поворотом, разбавив скрежетом и стуком металла о металл этот мерный гул. Однако мгновение спустя идиллия стихии снова воцарилась на опустевшей улице. Солнце, словно дразнясь, то пряталось за кусками разорванных ветром туч, то, блестя в ползущих вниз по витрине булочной каплях, появлялось на небе. Михаил, очарованный этой шумной, прозрачной стеной дождя окружавшей их маленький островок суши под козырьком, вначале не совсем понял её слова: – Бежим Миш, – Лена улыбалась, смахивая со лба мокрые волосы, и вдруг резко повернувшись, кинулась под дождь, крикнув ему уже на бегу: – тут недалеко! Её кавалер с двумя тонкими, коричневыми, новенькими, кожаными портфелями в одной руке и бумажным пакетом с заварными пирожными в другой, аккуратно прижимая этот пакет к груди, побежал за ней. Не разбирая дороги и не огибая луж, он лишь старался сквозь тёплые капли, застилавшие ему глаза, не потерять из виду её тоненькую фигурку в чёрной школьной форме с накинутым на плечи его пиджаком. Мгновение спустя он настиг её под высокими сводами длинной арки, смешав своё гулкое эхо отцовских ботинок на деревянной подошве, с её звонким цокотом каблучков. – Почти пришли. Сильно промок? – Лена, быстро поведя рукой по Мишиному плечу, смахнула с него воображаемые капли дождя и этою же рукой взяла из его рук пакет с пирожными. – Нет-нет, – фыркая и улыбаясь, он вытер рукавом мокрый лоб, и зашагал рядом с ней, не зная, что ещё сказать, чтобы продолжить разговор. Молчание тяготило его, но подходящих слов было не отыскать, все они казались либо никчёмными и пустыми, либо наоборот высокопарными для этого момента. Также молча, взявшись за руки, едва выйдя опять под струи дождя, они пустились бегом по широкому, засаженному молодыми клёнами двору. Вместе вскочив на крыльцо, под спасительный козырёк подъезда они перевели дух и, рассмеялись друг другу от необычайного, переполнявшего их веселья. Лена отдала пиджак, и, поправляя волосы, заглянула в почтовый ящик: – А первого сентября почту носят? – Должны, – Миша несколько раз встряхнул пиджак и, перехватив портфели под мышку, другой рукой вытащил из внутреннего кармана пачку папирос и спички – ты иди, я сейчас, покурю и поднимусь. Насмешливо хмыкнув, Лена, стала подниматься по широкой, с чуть стёртыми ступенями лестнице, испытывая странное чувство гордости, за себя восьмиклассницу, у которой, словно у взрослой уже имелся парень, курящий, как и сосед, дядя Боря, сладко пахнущие в самом начале папиросы. – Девятая, будет открыто, – крикнула она со второго этажа и, простучав каблучками ещё два лестничных пролёта, заскрипела ключом в замке. В тишине подъезда, перемежавшейся звуками дождя с улицы Миша не спеша, затушил начатую папиросу о каблук и, встав возле двери, достал из пачки следующую, немного меньше с закрученной на конце в спираль папиросной бумагой. Он чиркнул спичкой, затянулся сладковатым и одновременно горьким дымом марихуаны и, задержав дыхание, оглядел двор. Невидимое, из-за стен дома, солнце коснулось своими рыжими лучами дальнего угла двора, угасающий ливень, теряя силы, оставлял за собой лишь шипение стекающей вниз по трубам воды. Вокруг не было ни души. Разглядывая незнакомый ему ранее двор, Миша сильными затяжками докурил зажатую в кулаке папиросу. Аккуратно разорвал оставшуюся бумагу и тут же закурил свой недавний бычок. Чувствуя как лёгкие вместе с дымом, наполняются свежим воздухом с улицы, Михаил ощутил привычный привкус травы, смешанного со вкусом табака – в голове его в противоположность ясности и лёгкой эйфории, необычно переплетаясь с этими ощущениями, возникло, выходя откуда-то из глубины на поверхность лёгкое головокружение. Слегка шатаясь, он стал подниматься вверх по лестнице.
На кухне суетилась, заваривая чай и нарезая бутерброды переодевшаяся в домашнее Леночка. Миша с блуждавшей: то, исчезающей, то, появляющейся на его губах чуть заметной улыбкой, сидел за столом и крутил пакет с пирожными. – Сегодня, так весело было, Петра Ивановича совсем не узнали, он так загорел, говорят, в Крым ездил, - весело щебеча, Леночка открыла дверцу холодильника и достала масло. Образ физкультурника Петра Ивановича в белых штанах и рубашке, выгодно оттеняющих его свежую морскую загорелость, живо встал пред красными глазами Миши. – А у Светки из 10А, помнишь, с которой в том году скандал на всю школу был, девочка родилась. Михаил вдруг почувствовал, как огромен и прекрасен окружающий мир, он уже почти не слушал Ленку, сосредоточившись на своих мыслях, которые подобно потревоженным пчёлам роились у него голове. Миша взял из пакета одну трубочку и вдруг как-то неожиданно, словно только услышав, вздрогнул от её звонкого голоса продолжающего что–то ему рассказывать: – … наш восьмой класс, так за лето изменился, повзрослел. Толику, он сам рассказывал, отец мопед купил. Ты же знаешь Толика Стрельцова? Может и врёт конечно, хотя вряд ли, отец у него незаменимый на обувной фабрике человек, начальник какой-то. А вот «Войну и Мир» он так и не прочитал, снова будет двойки от Луизы Андреевны получать. Ты кстати видел Луизу Андреевну? На ней такое платье, Вика сказала, что ей муж из Болгарии привёз. Красивое очень. Я бы тоже в Болгарию поехала, а ты? И ещё в ГДР, в Дрезден, там говорят летом хорошо. А ещё ты слышал, что Александр Степанович трудовик ваш напился и поэтому сегодня на уроки не пришёл? Староста из 9В, когда уже все расходиться стали, рассказывал. А вы сегодня писали, кто кем хочет стать после десятилетки? Я вот пока не знаю, – Лена на секунду запнулась, поставив поднос с чаем и бутербродами на стол, – или как мама на врача пойду, – она села напротив всё также молчавшего Миши, – или как отец на хлебозавод, пока не решила. – А ты? – Лена взглянула на Мишу, который, почувствовав её взгляд, поднял глаза, на секунду замер и вновь продолжил вращать вздувшимися от набитых пирожных щеками. – М-и-и-ша, – тягуче, нараспев, обняв лицо своими узкими с длинными пальцами пианистки, ладонями удивлённо позвала она. – Ты съел все пирожные?!
Митус,
апрель 2008г.
|