«Вот же сука!» – охуел я с Малики, когда она ответила прибежавшему на шум родственнику и двум его друзьям, что первый раз в жизни меня видит.
Ну, представьте себе: стоит пьяный в усмерть урод весь в грязи, перед ним валяется выбитая дверь в квартиру твоих родственниц, и одна из них тебе еще говорит, что знать его не знает. Как вам ситуация?
Тот недоуменно смотрит на меня, ожидая объяснений.
- Базару нет, - соглашаюсь я. – Виноват. Но здесь же не будем разбираться. Давайте выйдем на улицу и там поговорим…
Тот день вообще с утра не заладился и был перенасыщен событиями… как, впрочем, и почти все предыдущие, и последующие. Да, собственно, как и вся моя дурацкая жизнь.
Сначала мы с Любой приговорили литр «Зверя» у меня в кабинете. Люба была самым путевым пацаном в нашем министерстве. Вернее она была, конечно, женщиной, но в отличие от всех моих сыкливых коллег мужеского полу единственная составляла мне компанию насчет забухать. Говорят, она и на нынешней своей работе не изменяет этой традиции – опрокинуть пару-тройку стопарей за обедом.
Даже пожилых мужиков наш министр-козел как шпану гонял хотя бы за курение в коридоре. Куда там, позволить себе сто грамм на работе. Я же, 26-тилетний шпанец, курил прямо у себя в кабинете, с чем он вынужден был мириться в связи с моей «незаменимостью», родственными отношений с его замом и главное – протекцией СамогО. Кроме того, в шкафу у меня, как правило, стояла литровая бутылка водки, а в столе нередко лежал косяк, кои я благополучно и употреблял без отрыва от производства. Благо дверь моя была постоянно заперта, а на ней висела табличка примерно как у Винни П. Водку, как и сигареты, я покупал на оптовом рынке, находившемся буквально через дорогу от нашего здания. Но в тот день, прежде чем раздавить пузырь с Любой, я встретил в торговых рядах одного мудака, благодаря длинному языку которого мой папенька, неисправимый аристократ-интеллигент, выдворил меня из дому со словами: «У тебя диплом есть, квартира есть. Иди и живи, как хочешь, а мне сын-уголовник не нужен». Пришлось уйти, а что делать? Так и жил один почти два года, изредка тайком навещая маму, чтоб ее успокоить и порадовать возможностью затарить меня своими пирожками и прочей снедью. Потом родня совместными усилиями все же вернула меня в лоно семьи, но это уже отдельная история…
Той встречи я долго искал. Этот гандон сразу просек фишку и, зная мой добрый кроткий нрав, прямо на базаре сделал пару попыток встать передо мной на колени. При этом он все лепетал, что это не он сдал меня папеньке, а другой – непонятливый друг моего отца, которому он случайно проговорился по пьяне, никак не ожидая от того чрезмерной болтливости. Как будто мне от этого легче.
Был бы он чуть помладше, я б ему позволил и коленопреклониться, и добавил бы еще ботинком по ебалу. Но проделать это при всем честном народе с мужиком почти вдвое старше себя было как-то неудобно и, подняв его за шиворот, я со словами: «Ладно живи, падла» уже собирался было послать с миром куда подальше. Но эта гнида никак не хотела поверить в свое прощение, пока я не согласился отметить с ним «счастливое избавление» в ближайшей забегаловке. Пришлось раздавить с ним литруху, тем более что все равно надо было пообедать, а он угощал.
Потом ко мне в кабинет вбежала Люба вся в слезах после ссоры с переводчицей Мариной – той еще стерве, но фаворитке министра, с которой он частенько «практиковал устный английский», запершись у себя в кабинете, позволявшей себе по этой причине вольности с другими сотрудниками (кроме вашего покорного слуги естественно). Я, как смог, утешил «боевую подругу». Надеюсь не надо объяснять, чем я заменил валерьянку или корвалол, предлагаемые в таких случаях сильно расстроенным людям.
Третий литр мы распили с бывшим руководителем моего дипломного проекта, а теперь преподом моего племянника Зураба – Генрихом Мелкумовичем Петросовым. Мой визит к Петросову был связан с тем, что племяш никак не мог сдать ему экзамен.
Придя домой, я застал Зурика, которому заблаговременно отдал ключи от квартиры, и остальную братву уже изрядно бухими и укуренными. Само собой им не пришлось долго уговаривать меня к ним присоединиться. Тем более что повод был – я без труда договорился насчет экзамена со стариной Генрихом.
Что было дальше, я смутно помню. Скажу лишь, что после просмотра записи, которую по ходу «пьесы» делал наш штатный папарацци и мой «приемный сын» Асар (погремуха из первых букв И. и Ф.), я буквально впал в ступор. Не терпя никаких возражений типа «дай хоть братве показать», я заставил его тут же при мне стереть кассету, так как даже одна мысль о том, что ЭТО может увидеть кто-нибудь из старших, приводила в дикий ужас. Причем характерной особенностью этого «видеофильма» было то, что когда беспредел вроде шел на убыль, откуда ни возьмись, появлялся Зураб в явном умате и роли змея-искусителя и делал все возможное для возобновления стихающего уродства.
Также весьма пикантными были сценки, где я забиваю три косяка одновременно, или раскачиваясь в кресле-качалке со стопарем в руке, произношу в ответ на какую-то реплику Зурика весьма сакраментальную фразу: «Дядька едет, дядька знает, дядьку нечего учить… - здесь я осушаю стакан и, не закусывая, продолжаю. – А тем более лечить».
Короче, полный пиздец.
И надо ж было такому случиться – в самый разгар «веселья» позвонила ОНА…
История знакомства с Бэллой была, пожалуй, самой романтической в моей беспросветной жизни.
Мы тогда как раз расстались со Светой, у которой была одна отличительная черта – все вокруг, кроме нее (по ее словам) были уродки, и только она одна красавица. И единственная женщина, о которой она не просто положительно, но порой с восхищением отзывалась, была Бэлла, снабжавшая НИИ, где я тогда трудился, продуктами и промтоварами. Параллельно она занималась собственным бизнесом. Вот я и решил назло Светке именно с ней познакомиться, чтоб той потом пиздануть было нечего, если чё.
Захожу к ней в кабинет к концу рабочего дня:
- Добрый день.
- Здравствуйте. Вы по какому вопросу?
- Я просто так.
- Да?.. – немного удивилась она и взглянула на меня внимательнее. - Ну, проходите, садитесь.
Белла при более близком рассмотрении превзошла все мои ожидания. Жгучая брюнетка с огромными темно-карими глазами. Сногсшибательная улыбка. Миниатюрная (не мелкая), лощеная и стильная до охуения, что мне всегда нравилось в женщинах и чего всегда не хватало самой Светке при всей ее красоте, молодости и безграничной сексапильности.
Минут через 10-15 общения Бэлла поделилась со мной своей бедой, связанной с возвратом ей долга не деньгами, а товаром. Она согласилась на это, чтобы хоть как-то компенсировать затянувшийся должок. Проблема была в том, что «товар» представлял собой почти две тонны репчатого лука, и она не знала, что с ним делать.
- Хоть самой становись на базаре и торгуй – сетовала она. – У меня и так все родственники, соседи, знакомые, сколько могли, скупили, но еще очень много осталось, и лук уже начинает портиться.
- Что ж, - отвечаю задумчиво. – Попробуем как-нибудь решить ваш вопрос.
Под этим предлогом я взял номер ее телефона. Она отнеслась к моему обещанию без особого оптимизма, хотя и поблагодарила заранее. Затем к ее окнам подкатил какой-то хрен на иномарке.
- О, за мной уже приехали! – воскликнула она и мы распрощались.
Должен заметить, что реализация лука не составляла для меня никакого труда. Дело в том, что маменька моя при жизни работала шеф-поваром в Нефтяном институте – огромная столовая в старом корпусе и два буфета в главном и строительном, в которых обучалось несколько тысяч студентов, не считая регулярно питавшихся у нее преподавателей. Кроме того, она хорошо была знакома с шефами почти всего общепита города. Таким образом, я продал практически все две тонны на следующий же день, причем неплохо наварившись на этом, так как Бэлла отдавала лук по дешевке, лишь бы поскорее от него избавиться. Когда же она попыталась еще и мне отстегнуть долю за участие, я изобразил оскорбленное возмущение:
- Да как вы могли подумать?! Я же совершенно бескорыстно и т.д., и т.п…
Она извинилась, еще раз шестнадцать меня поблагодарила, а я, не теряя времени, пригласил ее к себе в гости, чтобы отметить удачную сделку.
На следующий вечер она пришла. Вся такая блистательная и великолепная. И, конечно же, при ее занятости у нее для меня был всего лишь час.
Мы посидели, поболтали за бутылкой шампанского, фруктами и шоколадом. Я сразу понял, что с ТАКОЙ дамой, да еще при ограниченном времени мне не стоит предпринимать попыток трахнуть ее прямо сейчас и здесь. Что я благополучно и сделал – ни малейшего намека на секс: ненавязчивая светская беседа со всяческими знаками внимания, комплиментами и не более того. А это, как известно, цепляет женщину, и она не оказалось здесь исключением.
Когда я провожал ее домой, случился небольшой конфуз. Шел густой снег, подмерзавший на особо натоптанных и наезженных участках. В таком месте она и поскользнулась, плюхнувшись как медвежонок лицом вниз. Почему-то женщины в таких случаях обычно падают вперед, а мужчины – на спину. Я расхохотался: ну, представьте себе, такая вся расфуфыренная мадам – норковый полушубок, бывшие тогда в моде ботфорты, повязанный с небрежным изяществом шарф на голове и вдруг так банально и комично опрокинуться.
Пытаясь помочь Бэлле встать, я от смеха вновь уронил ее в снег, от чего зашелся еще сильнее. В конце концов, я кое-как поднял ее, но она, хотя и держала теперь меня под руку, чтобы снова не упасть, дулась весь оставшийся путь, несмотря на мои извинения. Тем более что я никак не мог успокоиться и все фыркал время от времени, хотя старался сдерживаться…
Потом был Новый год, встреченный в трех (из тех, что я помню) разных местах со всеми вытекающими и втекающими…
Просыпаюсь я в своей квартирке второго января ближе к вечеру с «большого бодуна», не помня, как вообще домой добрался. К счастью имела место почти половина литрового «Абсолюта» – видать друзья позаботились. Похмелился, заскучал. Хотел было позвать какую-нибудь из знакомых девчонок, но тут вспомнил о Бэлле. Звоню ей, и она, как выясняется, тоже сидит дома одна, да еще и без света – отрубили в их районе. Ненавязчиво предлагаю скрасить по мере сил ее одиночество. И она соглашается!..
Встречает меня в темно-зеленых велюровых штанах типа нешироких шаровар и свободной бирюзовой блузке. Садимся за столик. Комната освещена тремя свечами в канделябре. Она прекрасна и обольстительна как всегда. Голос – тшаруюшшый, как аромат настоящего кофе. Глаза горят в полутьме после поллитры «Эрзи» десятилетней выдержки. Стол изысканно сервирован, беседа приятная и непринужденная. На второй бутылке коньяка она уже начинает чуть глуповато похихикивать, а я, тоже изрядно захмелев, не нахожу ничего умнее кроме как подойти к ней, сидящей в кресле, и начать тереться хуем (пока в штанах, конечно) о ее грудь (тоже естественно под блузкой).
- Давай еще выпьем, - произносит она сквозь участившееся дыхание.
Выпили еще, и она повлекла меня в спальню.
Я, правда, никогда не был в Японии и не общался с гейшами, но уверен, что она не уступит ни одной из них в плане обхождения с мужчиной. Мне даже ничего не пришлось делать, просто лежать на спине, а она… Очень белая и невероятно гладкая кожа, тело стройное и упругое как у двадцатилетней (да и у них, молоденьких, такое нечасто встречается). Ласковые маленькие руки. Даже пальцы на тщательно ухоженных ножках были у нее сексуальными. А ее не очень большие и пухлые, но безупречной формы безумные губы и то, что она делала со мной ими и языком! Одним словом в постели она была бесподобна.
Утром, проснувшись, я уже взял инициативу на себя и типа показал, на что сам способен, чем привел ее в нескрываемый восторг, хотя особо и не старался. Ну, хули – опыт. И не успели мы кончить, как позвонили в дверь.
Совсем забыл сказать, что она жила в двух смежных квартирах. Одну из них – трехкомнатную – использовала непосредственно под жилье, а в другой – двушке – у нее хранился товар. Вот в эту-то вторую она и спрятала меня, увидев в глазок двоюродную сестру своего бывшего мужа Малику. Моим глазам кроме остальных продуктов предстали коробок двадцать водки «Стрижамент», пять-шесть ящиков того самого коньяка и бутылок двести «Крымского коллекционного». Тут я окончательно осознал, что влюбился в Бэллу не на шутку…
Отношения наши развивались бурно и пьяно. Впрочем, последнее относилось в основном ко мне, так как она почти не пила. Месяца через три-четыре от всего затаренного у Бэллы спиртного осталось только шампанское, да и того не больше половины партии: им я иногда похмелялся. Единственное, что омрачало наши светлые чувства, была Малика, прознавшая вскоре про меня, и непонятно за что люто невзлюбившая. Она, несмотря на то, что Бэлла была в разводе с ее кузеном, продолжала с ней дружить и частенько жила у нее неделями. Ну, правильно, ей это было очень удобно: не из колхоза же своего ездить на свидания с фраерами, которых у нее в городе было не меньше десятка. Она их всех доила потихоньку и никак не могла определиться, за кого из них выходить замуж. Характер же ее совсем не соответствовал имени, которое если перевести с арабского на английский, получалось «Анжела», ну, то есть, сами понимаете. Короче, пришлось Бэллочке ее со мной познакомить, чтобы мы могли спать вместе, даже когда Малика гостила у нее.
- Да чё ты связалась с этой шпаной? – долдонила та бывшей снохе. – По тебе вон какие мужчины с ума сходят, а ты с этим пацаном носишься!
И это было правдой: два крутых и плотно упакованных мужика беспрестанно названивали Бэлле, предлагая ей руку и сердце, но она все отшучивалась. Один из них и заезжал за ней на работу в день нашего знакомства. Он по-прежнему продолжал это делать, а я был не против, зная, что дальше подвозов домой, а также цветов и подарков у них не заходит. Тем более, что мне было не совсем удобно это делать самому, а пешком ей ходить было довольно сложно: при ее яркой красоте самцы ей проходу на улице не давали. Она же напротив скоро стала изводить меня ревностью (не беспочвенно), что не могло не сказаться негативно на наших отношениях при моем свободолюбии. Потом я перевелся из НИИ, где мы с ней вместе работали, в министерство, начались частые командировки, и мы стали видеться гораздо реже. И вот ее звонок в тот вечер…
Не помню с чего, но разругались мы тогда всерьез. В итоге, послав ее на хуй, я бросил трубку и тут же уснул от немереного количества выпитой в тот день водки и выкуренного плана. Проснулся около часа ночи с острым чувством вины, которую, несмотря на возражения продолжавших куролесить друзей, решил немедленно загладить. Сунув за пояс плоскую бутыль «Смирнофф», а в карман газовый револьвер Асара (как оказалось, не напрасно), я прихватил еще связку бананов и направился к Бэллочке.
Самого главного в этом случае я с собой как раз и не взял: при моей куриной слепоте и убитом состоянии мне, прежде всего, нужен был фонарик. Вот я и поплатился за свою оплошность. Не пройдя и полпути, я провалился в какую-то яму, по самые яйца измазавшись в густой серо-зеленой илистой жиже и потеряв в ней бананы.
«Блядь, не возвращаться же теперь в таком виде к пацанам, - с досадой думал я. – А заботливая Бэлла все очистит и отстирает». Как же наивна была моя уверенность в этом.
Подходя к ее подъезду, я заметил боковым зрением троих колов, бухающих за столиком во дворе лихо и громко, как они это обычно делают. Звоню в дверь тамбура: как я уже сказал выше, ей принадлежали две из четырех квартир на площадке. И кто, вы думаете, мне открывает? Конечно же, эта стерва Малика, причем оставляет дверь на цепочке и, видя мое состояние, сходу начинает через эту щель возмущаться и гнать меня восвояси.
- Я не к тебе пришел, вообще-то! – кричу. – Позови хозяйку!
- Бэлла лежит с сердечным приступом, до которого ты ее довел по телефону, и не может встать. Иди домой! Завтра поговорите, - шипит Малика.
- Тем более я должен ее видеть, - не унимаюсь я.
- Я сейчас твоей сестре позвоню, - грозит она и через минуту сует мне в проем трубку, в которой я слышу голос своей младшей сестренки.
Я естественно психую, телефон не беру и в сердцах легонечко так толкаю дверь. Она почему-то не просто открывается, а падает вместе с цепочкой, вырванными петлями и прочей фурнитурой. На шум выскакивает моя Бэллочка раза в три белее обычного и держащаяся за то место, где по идее должно быть сердце. Следом слышен частый топот по лестнице – это бегут те три кола, что бухали во дворе, один из которых оказался близким родственником Малики. Он начинает выяснять, в чем дело.
«Ну, - думаю, - пиздец. Хуй теперь отмажешься». Так эта подлая тварь им еще кричит, что впервые меня видит. А Бэлка вообще слова сказать не может, только воздух как рыба ртом хватает и из белой серой становится. Вот я и предложил пацанам на воздухе беседу продолжить, чтобы не смущать девчонок (кстати «девчонки» лет на десять меня старше если чё). Опять же бухой-бухой, но помню, что перед бабами мужики охотнее из себя героев корчат, нежели без них, особливо в нетрезвом состоянии…
- Виноват без базаров, - повторяю уже во дворе таким же пьяным как я колам. – Погорячился, за что готов немедленно ответить, оставляя выбор оружия за вами, – изъебываюсь манерно.
Я люблю вот так над бычьем покуражиться. И хотя мог в данном случае выхватить неслабых пиздюлей, но отступать было некуда. А те охуели с моей наглости: они-то думали, я сейчас оправдываться начну, прощения просить, я же наоборот еще и провоцирую их.
Родственничек маликин в бой рвется – типа «держите меня семеро!» И те двое как бы держат, видать, врубаясь даже своими бычьими мозгами, что не мог я ни с хуя к этим бабам завалиться. Урезонить его по ходу стараются.
- Да пустите пацана, - говорю им «с пониманием». – Он же прав: я должен отвечать за свой нехороший поступок.
Они, наконец, отпускают, но тот, поостыв, теперь уже сам не особо копытом землю роет. Пытается от меня каких-то объяснений и сожалений о содеянном добиться. Я говорю:
- Пиздец, как сильно сожалею, но что сделано, то сделано. Так что давай резаться-стреляться, если хочешь. Я готов дать сатисфакцию.
- А что у тебя есть, из чего стрелять? – удивляются они.
- Не вопрос, - продолжаю выебываться. – Найдем, если надо.
С колами же как: ежели оправдываться начинаешь, они буреют, а коли сам борзеешь, они заднюю включают. Так оно и здесь вышло.
- Ладно, - говорю, видя, что он совсем растерялся. – Раз драки не будет, давайте хоть выпьем что ли, - и достаю «Смирнофф» из грязных штанофф.
У них тоже полпузыря какой-то водяры оставалось. Посидели, выпили. Родственник Малики меня под конец в сторону тянет:
- Я же понимаю, - говорит, - что ты неспроста к ним зашел. Ну, скажи честно.
- Конечно, не просто так. Видишь, - показываю на джинсы, - как я измазался. Хотел зайти, щетку попросить. Но они неправильно поняли, и я нечаянно дверь сорвал.
- И все же признайся, ты же знаком с кем-то из них. А то с чего бы ты именно к ним ломиться стал?
«Оппа! – думаю. – Вот сейчас-то я с этой падлой за всё и поквитаюсь. Меня же за такой беспредел вообще завалить могли ненароком, если бы до драки дошло, учитывая, что все бухие в жопу. Хорошо еще, что у меня асаровский револьвер с собой был. Но она-то об этом не знала».
- Ладно, - отвечаю ему «доверительно». – Тебе признаюсь, потому что сразу просек, какой ты невъебено охуительный пацан. К Малике я пришел – больше не к кому было на этом куяне. Не идти же домой в таком виде. А кроме нее я здесь никого не знаю.
- Да ладно, все нормально, брат, - дружески похлопал он меня по плечу. – Эта блядь мне давно уже надоела своими проказами. Постоянно проблемы создает, которые с ее кобелями решать приходится.
- Нет, ты не подумай чего плохого. У меня с ней ничего не было. Просто случайное мимолетное знакомство.
- Что ты ее защищаешь? Я ж прекрасно знаю, чем она живет, а ты сейчас просто не хочешь ее подставлять, выгородить пытаешься из-за благородства своего. Не оправдывай ее, брат…
В итоге, посидев еще немного и допив водку, мы расстались едва ли ни «лучшими друзьями».
- Я тут в соседнем доме живу, - он назвал мне на прощание номер своей квартиры. – Приходи в любое время. Мой дом – твой дом, – обнял он меня, совсем растрогавшись. – Всегда готов помочь тебе, чем смогу…
Отойдя на некоторое расстояние, я проследил из-за угла, пока они не разойдутся, и потихоньку поплелся обратно к Бэлле, узнать о ее самочувствии (мобильники тогда были большой редкостью), ведь по моей вине у нее приступ случился. Но, войдя в подъезд, я сразу услышал возмущенный голос Алавди – так звали родственника Малики, который сейчас распекал ее на чем свет стоит. А та, охуевшая, даже не могла ничего возразить ему в ответ. Не скажет же она, что я на самом деле к Бэлле приходил – себе дороже станет.
«Видно, не судьба сегодня повидаться с любимой, - решил я. – Придется подождать до завтра…»
Автор: Cha-Borzini
ноябрь, 2008г.
|
![[info]](http://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif){kind=small}
Бугимент
