- За необычный, интересный сюжет, по мнению большинства и лично от меня!
(дядя Вова - гл.редактор Xyяtor.ru)
«Утреннее состояние алкоголика – лишь маленькая модель ада, который его ждет» (Бетарсолт)
Петр скучал. Ему давно надоели все эти проститутки и сутенеры, наркоманы и наркоторговцы, убийцы и насильники, неверные жены и их не более верные мужья, извращенцы и маньяки, мошенники и взяточники. Устало смотрел он на вереницы несчастных, тысячами проходивших перед ним каждый день. Немногие из них проходили «фейс-контроль» в прекрасные кущи за его спиной. В основном это были невинные младенцы, реже – их матери, совсем нечасто – отцы. А основная масса бесконечного конвейера в ужасе уходила в ненасытную пасть преисподней. Петр уже не испытывал к ним сочувствия как в былые времена. Он знал, какими чванливыми и высокомерными были многие из них при жизни. А именно гордыню он считал одним из самых тяжких грехов. Теперь эти надутые индюки выглядели жалкими и напуганными. С рыданиями и стенаниями они протягивали руки в его сторону, до конца надеясь на спасение. Но неумолимая охрана увлекала их дальше от желанных врат к вечным мукам. Больше других его раздражали лицемеры, считавшие, что достаточно было совершать молитвы, внешне соблюдать религиозные обряды, а самим параллельно с этим опускаться до той низости и грязи, жадности и жестокости, которые они позволяли себе вдали от глаз людских. Но они не учли, что за ними неотступно следит Око, от которого ничего не скроешь. Возомнив себя хитрецами, они забыли, кто лучший из хитрецов. И нет им прощения…
Такого ужасного утра Феликс еще не помнил в своей жизни. Три недели он находился в глубоком добротном запое, однако вчера явно переборщил. И ведь голова не болит, сердце не барахлит, не трясет от резких перепадов из жара в озноб, как часто бывает наутро. Но затаился где-то в районе носоглотки холодный-холодный ком, отдающийся во всей грудной клетке и уходящий дальше вглубь организма. И ничем от его леденящего воздействия не отделаться, кроме трехсот, а лучше сразу пятисот грамм чего-нибудь 40-процентного. Можно покрепче. Несколько раз он тщетно попытался выхаркнуть этот мерзкий сгусток из горла, добившись только рвотных позывов. Но блевать было нечем... После недолгих поисков он убедился, что спиртного дома не осталось. Сигареты тоже забыл купить, что было немудрено в его вчерашнем состоянии. Хотел было закурить папиросу, но вспомнил, что у него осталось полбанки «Winston» и несколько десятков пустышек с фильтром, привезенных другом из Бельгии. Без привычки он пересыпал табак, и гильза застряла в машинке для забивания. Он рванул рычаг обратно, и табачные крошки разлетелись по всему столу, в том числе на клавиатуру. Плюнул, швырнул забивочное устройство в угол, закурил папиросу… Мучения физические сопровождались беспредельными душевными страданиями: Феликс казнил себя за вчерашнее, и вообще за последние беспробудные недели. Что самое ужасное – многое и вспомнить-то не мог. А если позвонить собутыльникам для уточнения деталей, то станет еще хуже. Это он проходил много раз. Короче, замкнутый круг. Он ходил по квартире из угла в угол. Все звуки извне гремели в мозгу в гипертрофированном варианте. Крики людей, визг играющих детей, грохот тяжелой строительной техники, отбойный молоток где-то невдалеке. Машинально включил ящик, чтобы заглушить шумы с улицы: - С прокладками «ОБи» так прекрасно чувствуешь себя на вечеринке в ЭТИ дни… - На хуй вообще пиздовать на вечеринку, если у тебя эти дни! – заорал он на телевизор, выключая его ногой. Выкурил треть пачки «Беломора». На душе стало совсем гадко. Можно было, конечно, послать соседского пацана за пузырем, но на работу-то надо, а если дома начнешь, то раньше обеда уже не выберешься... С большим трудом он все-таки совершил все необходимые утренние процедуры. Что-то съесть даже не пробовал – не выйдет. Превозмогая слабость, минут сорок мыл туфли и чистил джинсы, которые где-то заляпал накануне. Долго лил на голову холодную воду, чтобы разгладить помятое лицо. И, наконец, ценой невероятных усилий вышел на улицу! Весь мир вокруг враждебный, и эта враждебность пронизывает каждую клетку его пропитого организма. А эти несчастные клетки и без того вопили с утра, взывая о помощи, причем каждая из нескольких миллионов – на свой лад. Он шел на длинных и тонких негнущихся ножках, грозящих в любой момент подломиться, туловище же, напротив, ощущалось огромным и тяжелым, и только одна мысль вела его вперед: "Главное – доковылять до донны Розы?" С детства больное сердце сейчас бешено стучало где-то ближе к голове, а если упадешь, все подумают – с перепоя. Черные очки на глазах слабо помогали отгородиться от окружающей действительности: ему казалось, будто каждый встречный был свидетелем его вчерашнего куража и теперь глумливо ухмылялся вслед. От бродячих собак шарахался, как от страшных монстров, а они – падлы, чуя его состояние, наглели. Все вокруг выглядело серым, унылым и мрачным, несмотря на солнечный день. Перейти дорогу среди машин – сущее мучение: похмельная паранойя внушала, что каждый хочет его сбить. Носятся как угорелые, уроды, а водить-то толком не умеют! И вот он – заветный ларек! Роза – его землячка – необъятная бандарша, торгующая живительной влагой. Её муж и по совместительству компаньон Жапар обязательно должен сказать комплимент: - Как ты умудряешься быть таким свежим наутро после вчерашнего? Мне бы дней пять пришлось откисать! «Знал бы ты, какой я на самом деле свежий, - подумал Феликс со злостью на него, себя и на всё вокруг. - Выгляжу так, как тебе кажется, лишь потому, что не могу позволить себе выйти на улицу в другом виде – это уже будет началом конца». В магазине донны Розы большой выбор: она одна из крупнейших торговок спиртным в округе. Но Феликс берет привычную и проверенную «Столичную», тем более что та лежит в морозилке. Можно вмазать прямо здесь в закутке: только ему Роза позволяет такое в своем заведении. Однако он чувствует, что сейчас ему не удержать в себе водку. Нужно запить горячим бульоном, который поможет быстрее придти в себя. И он идет в ближайшее кафе, где заказывает галушки с говядиной и чесночным соусом… Хорошо, что у Феликса с 13 лет осталась привычка – всегда нюхать напиток, прежде чем его употребить. А обоняние у него до сих пор отличное, несмотря на долгие годы курения. Вот и сейчас оно его не подвело. Только вместо долгожданного и родного запаха спирта он почуял нечто похожее на ацетон со смесью еще какой-то гадости. В глазах потемнело от накопившейся за всё утро злости, но он вспомнил фразу, часто слышанную от отца: «Одно из главных качеств мужчины – это выдержка». Кроме того, переполнявший его гнев дошел до того апогея, когда, напротив, находит чрезмерное спокойствие. Что-то похожее на переход от красного каления к белому. Этого своего состояния он сам боялся. Через три минуты он уже предлагал хлебнуть из купленной бутылки розиному мужу, от чего тот вежливо отказался, сославшись на завяз, и добавил: - Запах вроде нормальный… - Жапар хихикнул, но, заметив стекленеющий взгляд Феликса, осекся: – Хотя у меня вообще-то нюх ни к черту. - Зато у меня он отменный, - металлическим голосом ответил Феликс. Тут на выручку мужу пришла вернувшаяся из туалета донна Роза: - Ты чё, парень? Ты же до сих пор этой водкой доволен был, не одну сотню точно таких пузырей выпил! Да и вчера её покупал. Феликс предложил и ей попробовать из бутылки. - Чё ты мне её суешь? Я в ней не разбираюсь, мы у одних и тех же поставщиков несколько лет берём! А они товар прямиком из Москвы возят! – возмущенно тараторила она. – Если хочешь, я тебе деньги за неё верну. Ты-то чего молчишь, дурак старый! – повернулась она к мужу. Жапар стоял, потупившись, с бегающими глазами. Тут Роза заподозрила неладное. Уперев толстые короткие руки в свои необъятные бока, она так разошлась, что через пару минут её муженек, запинаясь, признался во всём…
Водитель «Газели», вызванный Жапаром по телефону, поначалу принялся изображать из себя мачо. Именно у него Жапар приобрел пять ящиков паленой водки, купившись на низкую цену. Феликс сел рядом с ним на пассажирское сиденье. - Ты знаешь, мудак, что мой внучатый племянник вчера ослеп от твоего пойла! – и Феликс ребром ладони врезал газелисту по переносице. Пока тот мотал головой, он сделал большой глоток текилы, прихваченной у донны Розы в качестве морального ущерба. - Радуйтесь, что не дошло до материального! – пригрозил он напоследок, на что эта гроза всех окрестных алкашей даже не посмела возразить… - Ну, тебе пиз… - начал было водила, приходя в себя, но следующий удар мордой об руль выбил ему несколько зубов, и кровь хлынула изо рта. Феликс еще раз отхлебнул из бутыли. - Кто вернет зрение бедному мальчику? – спокойно продолжал он, выкручивая водителю ухо. - Это не я, я всего лишь реализатор! – трясясь, шепелявил уже не такой грозный газелист. – Я не знал, что бухло паленое! «Пиздит, конечно, - думал Феликс, попивая мексиканскую водку. – Как и Жапар отмазаться хочет. Не прокатит»…
Обильно помусолив мясистые пальцы, Мундас пересчитал выручку. Когда он закончил, его жирные губы расплылись в довольной ухмылке. «Бизнес процветает, - размышлял он, развалившись на диване. – Пора расширять производство. Вырученных денег с лихвой хватит на постройку второго цеха, а бомжей для его обслуживания на улицах валом. Этим бичам и платить-то не надо – им хватает того пойла, что они для меня бодяжат. А этого дерьма не жалко: все равно в день больше бутылки-двух не выпьют…» Ход его мыслей прервала вошедшая жена, которая поставила перед ним вазу с фруктами. - Если я тебе пока не нужна, я приму душ, – опустив глаза, тихо произнесла она. - Что-то ты зачастила! – недовольно рявкнул он. - Но сегодня очень жарко и душно, – еще тише пояснила она. - Ладно ступай, только пошевеливайся, а то брат твой что-то сегодня задерживается. Пойдешь к нему, узнаешь, не дома ли он. «Сука лживая! – подумал он ей вслед, когда она, покачивая слегка располневшими бедрами и уже немного тяжеловатой задницей, выходила из комнаты. – Корчит из себя тихоню, а у самой глазки так и стреляют на чужих мужиков». Мундас не любил жену, как впрочем и остальных женщин. В силу своих комплексов долго не имевший их с юности, он извел себя онанизмом, и теперь был почти импотентом. Это способствовало развитию у него всяческих извращений, коими он и заставлял заниматься свою супругу. А если та отказывалась, лупил её нещадно своими огромными кулачищами. Алуса была его второй женой. Первую, как потом говорили соседи, он забил до смерти за насмешки над его мужским достоинством и странным поведением в постели. Алусу же заполучил, сначала втянув в свои дела её брата, развозившего теперь его товар. А затем тот чуть ли не силой подложил сестру под босса, выдав за него замуж. Наслышанная об участи первой жены, она пыталась было возражать. Но брат аргументировал тем, что всё это пустые слухи, а она и так засиделась в девках. «Девка» тем временем уже давно спасалась мастурбацией, мечтая о здоровом и сильном мужчине. И что же она получила взамен…
Входя в дом, Феликс услышал, как за воротами полетел гравий из под колес «Газели». Хозяина он застал чистящим яблоко большим ножом. - Добрый день, Мундас, гостей принимаешь? - выдавил он из себя резиновую улыбку и поставил на стол бутылку с самопальной водкой. – Меня шурин твой любезно подвез по случаю, но сам заходить не стал: видать, спешил очень. - Ты кто такой? – не проявил ответной вежливости хозяин, заметив относительную молодость вошедшего. - Я твой пиздец! – и бывший боксер Феликс отработанным ударом в челюсть опрокинул Мундаса на пол. – От твоей поганой водки мой двоюродный прадедушка сейчас в реанимации! Мундаса не слишком потряс полученный хук, и он тут же стал подниматься на ноги. Феликс заметил, что этот боров, хотя чуть ниже его ростом, но шире и тяжелее раза в полтора, да и кулаки размером с его голову. Медлить было нельзя, тем более что у того оставался в руках огромный нож. Следующий удар ногой тоже не нанес Мундасу сильного ущерба, и он вновь недолго оставался на полу. Феликс схватился за дубовый стул… Услышав из ванной крики мужа, приглушаемые шумом воды, Алуса решила, что он зовет её. Продолжая вытирать голову, она второпях не заметила изменившуюся в комнате обстановку. Чуть ли ни с разбега женщина наскочила на Феликса и, подняв со лба полотенце, лицезрела всё ту же холодную улыбку. Получив резкую пощечину, Алуса отлетела в сторону мужа, привязанного к стулу, и оказалась буквально сидящей у него на коленях. Увидев его состояние, она с визгом отпрянула. Но Феликс, сразу схватил её за волосы. - Заткнись, сучка! - сквозь зубы процедил он ей в ухо. Её остановило скорее любопытство, нежели его слова. Она перестала визжать и оглядела его с ног до головы. В этот момент знавший немало женщин Феликс увидел, как в огромных синих глазах легкой искрой мелькнуло хорошо знакомое ему выражение. Он тоже смерил её взглядом: мокрые разметавшиеся волосы, безупречное лицо, раскосые глаза, приоткрытый плотоядный рот. Распахнувшийся халат открывал большую упругую грудь. И без того высокая, она вздымалась от тяжелого дыхания Алусы. Подняв с пола нож, он резким движением поставил её на колени. Одной рукой приставив лезвие к её шее, другой он расстегнул джинсы и достал еще не вполне вставший хуй. - Соси, падла, - глухо проговорил он. Её сочные губы послушно обхватили головку. Поначалу она делала это как будто нехотя, но по мере вставания стала заглатывать член всё глубже. Два-три раза она поперхнулась с непривычки, но чем длиннее, толще и тверже он становился, тем больше нарастало её возбуждение. Когда же Феликс, схватив её за волосы, сам стал насаживать на свой член, Алуса замычала от наслаждения и вожделения. Она проглатывала хуй почти целиком, умудряясь, засосав его до основания, еще лизнуть яйца. А делая обратное движение, она, прерывисто дыша, водила языком вокруг залупы. Её похотливые глаза нагло глядели при этом в лицо Феликсу. Затем, елозя членом себе по лицу, она занялась яйцами. Полностью засасывая их в рот сначала по одному, а потом оба сразу, что далось ей не без труда, она даже причинила Феликсу легкую боль. Когда же она, сжав его хуй своими роскошными грудями, начала водить ими вверх-вниз, помогая жадным язычком и губами, он отбросил ненужный нож в сторону. Подняв Алусу с колен она бросил её на стол лицом вниз. Она, только и ожидая этого, раскрылась ему навстречу. Феликс воткнул ей одним движением до самого основания. Её отзывчивая пизда оказалась столь же узкой сколь и глубокой. Алуса, охнув, подалась ему навстречу. Мало кто позволял ему засадить от души в такой позе, поэтому Феликс, схватив её за жопу, ещё сильнее рванул к себе. Алуса застонала громче. Его возбуждение росло с каждым её движением, а член всё продолжал увеличиваться. Еще ни одна женщина ему так не подмахивала, и он ебал всё ожесточеннее. От этого её стоны начали переходить в утробные звуки. Когда она третий раз испытала оргазм, Феликс опомнился. Тем более, что очнулся Мундас и сейчас, бешено вращая глазами, бормотал что-то бессвязное. - Еще, еще! – кричала Алуса, с торжествующей усмешкой косясь на мужа затуманенным взглядом. Феликсу было хорошо, как никогда, но он не собирался доставлять ей удовольствие: он стремился причинить ей боль. Понимая, что еще не скоро кончит после литра текилы в истекающей кончиной пизде, он вынул из неё хуй. С силой раздвинув её ягодицы, он так же глубоко вставил член ей в задницу. Алуса с воплем подалась вперед, но её удержала столешница и цепкие руки Феликса. Он засадил ей еще сильнее и увидел на хую капельки крови. Но уже через минуту она опять постанывала, двигаясь ему навстречу. Скоро Алуса, извиваясь и конвульсируя всем телом, рычала от восторга. Одной рукой она то поглаживала клитор и яйца, то засовывала её в пизду на пол ладони, другую держала на столе, посасывая большой палец. - Проститутка, грязная блядина! – всхлипывал связанный Мундас. – Я всегда знал, что ты шлюха! Алуса отвечала гомерическим смехом и еще более громкими стонами. - Утухни, козел! – хрипло бросил ему Феликс, продолжая ебать её и в пизду, и в жопу… Она сама почувствовала, что он скоро кончит и, рывком упав на колени, стала дрочить хуй, широко раскрыв рот и высунув язык. Первая же мощная струя спермы залила ей пол-лица – сказывалось трехнедельное запойное воздержание. Остальное она высосала из него до капли, облизав после этого член полностью. Его колени дрожали от кайфа, но Феликс не хотел показывать своего обалдения. Такой же мощной струей из неупавшего еще члена он начал мочиться Алусе на лицо. Она весело хватала ртом желтую струю. - И вправду, грязная блядь, - с трудом выговорил Феликс, застегивая штаны… - Блядина, шалава, - поддакивал Мундас, надеясь, что этим всё и закончится. - А ты забыл, свинья, как сам заставлял меня ссать тебе на морду! - продолжала язвительно смеяться Алуса. И подбежав к мужу, стала тереться мокрым лицом об его толстую рожу. Феликс не дал ей насладиться триумфом. Взяв со стола бутылку с самопалом, он оттолкнул Алусу и принялся заливать пойло Мундасу в рот. Тот, истошно кашляя, дергал головой. - Пей, пей, - приговаривал Феликс, придерживая его голову. – Что, самому не нравится эта отрава? Затем, отбросив в сторону пустой сосуд, он взял со стола несколько купюр и, смяв их, стал пихать Мундасу в рот. - А теперь закуси. Ешь, жри свои грязные деньги!.. Бах! Бутылка со звоном разбилась об лысую голову Мундаса, и по его лицу потекли тонкие ручейки крови. - Что ты наделала! Я же не собирался его убивать! – с досадой воскликнул Феликс…
Такой картины Петр не видел со времен Святой инквизиции, когда охрана приводила старых уродов, отправлявших на костер хорошеньких девушек. За резными воротами два чёрта колошматили отчаянно упиравшегося толстого мужика. - Что? Что он натворил? Насиловал маленьких мальчиков? Грабил российских пенсионерок? – пытался урезонить их апостол. - Да нет. Он производил паленую водку! – продолжили те мутузить грешника. Петр бросился на подмогу чертям. Он пинал Мундаса, пока сам не выбился из сил. - Ишь, урод, денатурат мутил! - переведя дух, пыхтел он. – В топку, в пекло его, паршивца! И чтоб каждый день топили в его же продукции! Конвой уже собирался утащить грешника, как вдруг один из демонов опомнился: - А что делать с тем? Ну… который его прикончил. Феликс всю жизнь гулял, пьянствовал, женщин соблазнял. Скоро и его срок подходит – загнал себе сердчишко жизнью неправедной. - Да вы что! Он же благое дело сделал – не дал больше этому мерзавцу небо коптить и добрых людей травить! Его грехи не так уж и тяжки. Я как-нибудь договорюсь с начальством, – лукаво подмигнул Петр служителям ада…
Автор: Cha-Borzini
июль, 2008г.
|