Мутным дождем рассопливилась осень.
Утки гундосые тянут на юг.
На Ярославке, часиков в восемь
Я к проституткам подъеду на круг.

Ярко-кислотной поганью — зонтики,
Куртяшки мерцают в свете машин.
Пятна помады — пухлые ротики,
Голос прокуренный, смех без причин.

Холодно, мокро, противно до дрожи!
Брызги летят с низкопрофильных шин.
Цепко всмотрюсь в поддатые рожи,
Лишь для одной стану я господин.

Лишь для одной стану я Богом!
Только с одной заведу разговор.
Позже, изысканным, выспренным слогом
Ей зачитаю свой приговор.

Все уж готово — оковы и плетка,
Дыбу я смазал, колодки протер!
На же, «мамашка», зеленую сотку —
Пятую слева к машине повел.

Лучше б летела ты уткою к югу,
Пусть «плечевой», но была бы жива!
Теперь не увидишь зимнюю вьюгу,
Украсит камин мой твоя голова.

Гулко закроется дверь у подвала.
Дача в лесочке — мой тихий приют.
Скольким мужчинам себя продавала?
Впрочем, не важны грехи твои тут!

Споро, умело, ремни нарезаю
Бритвой опасной и очень тупой.
Пальцы гвоздем, не спеша, пробиваю,
Сердцем глотаю всю твою боль!

Тихо стекают красные капли,
Бритву в разводах я оближу!
Из ремешков сплету новые лапти.
Я ведь Толстовец, прямо скажу.